Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Нет, пиндосы и укры тут ни при чем. Они у русского народа ничего не крали. Вообще ничего.
Украли русские баре у русских крепостных. И всегда будут красть. И всегда будут слать дураков на убой. И подсовывать вам внешнего врага – чтобы обелить свою харю.
И пока народ хочет быть толпой – ничего другого не будет никогда… -

Это пиндосы, оказывается, все в России украли? А корнет Оболенский насрал в штаны поручику Ржевскому?

Москва, как и любой крупный центр, съедает жизнь человека, превращает жизнь в функцию.

В реальности бабка из Жулебина имела право на жизнь не больше мухи, а гипотетические возможности сравняться с менеджером «Газпрома» в привилегиях равнялись нулю. Но говорилось, что от голоса бабки зависит будущее в том числе и «Газпро

Обида на «ложные западные ценности» зрела медленно, но созрела. И постепенно население России укрепилось в мысли: Запад обманул Россию. Не банкиры, не гебешники, не Ельцин и не олигархи, которых вылепили из социальной грязи русские политические пройдохи,

Утилизация марксизма шла повсеместно – к своим нуждам его приспособили не только советские аппаратчики. Прежде всего Маркс пригодился как раз капитализму – для демонтажа старой государственности в угоду корпоративному сознанию.

Когда Де Голль явился к Черчиллю, тот спросил генерала о цели визита: ведь страну уже потеряли. Зачем пришел?
Де Голль ответил:
– Спасти честь.
В его представлении честь Франции стоила того, чтобы сражаться даже когда страна уже оккупирована.
Честь была объявлена высшим сокровищем.
В отличие от непростой истории сороковых годов, сегодня все предельно ясно.
Честь Франции имеет твердую цену – один миллиард двести миллионов евро.

Началось с того, что вялая и трусливая интеллигенция стеснялась сказать Лимонову, что он дурак.
А надо было сказать громко. Не в том дело, что плохой, злой, безнравственный.
Дурак, вот что важно. Но сказать робели: а вдруг спросили бы про собственные мысли.

Произведена дебилизация населения – с нее начинается мобилизация.

Некоторая неловкость, конечно, останется. Так с пьяницей наутро говорить бывает трудно: с вечера подъезд заблевал – а утром галстук повязал, раскланивается. Ну что ему, дурню, сказать? Здравствуйте, Иван Иванович?