Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807–1814

Ланжерон смотрел на немцев скорее как на объект шуток, как-то заметив, что «тяжеловесность, строгий формализм, слабое воображение этой нации, а также отсутствие у нее утонченности вызывают неприязнь по отношению к ней у других народов»

В ответ на жалобы сэра Р. Вильсона по поводу отступления после сражения за Малоярославец, Кутузов резко возразил: «Меня не волнуют ваши возражения. Я предпочитаю дать противнику то, вы называете “золотым мостом”, чем получить от него “отчаянный удар”. Кроме того, я повторюсь, сказав вам то, что говорил ранее: я вовсе не уверен в том, что полное уничтожение императора Наполеона и его армии будет столь уж выгодно для остального мира; наследие его империи достанется не России или какой-либо иной континентальной державе, но той, что господствует на море, и чье владычество тогда станет недопустимым».

Александр I ответил Мишо следующее: «Все люди честолюбивы; признаюсь откровенно, что и я не менее других честолюбив; вняв теперь одному этому чувству, я сел бы с вами в коляску и отправился в армию. Принимая во внимание невыгодное положение, в которое мы вовлекли неприятеля, отличный дух армии нашей, неисчерпаемые средства империи, приготовленные мною многочисленные запасные войска, распоряжения, посланные мною в Молдавскую армию, — я несомненно уверен, что победа у нас неотъемлема, и что нам остается только, как вы говорите, пожинать лавры. Знаю, что если бы я находился при армии, то вся слава отнеслась бы ко мне, и что я занял бы место в истории; но когда подумаю, как мало я опытен в военном искусстве в сравнении с неприятелем моим, и что, невзирая на добрую волю мою, я могу сделать ошибку, из-за которой прольется драгоценная кровь моих детей, тогда, невзирая на мое честолюбие, я готов охотно пожертвовать моею славою для блага армии».

Симанский завершил свое вступление следующей фразой: «Я думал об родных, был хладнокровен, с назначенного мне места не сходил ни шагу, людей ободрял, при каждом миновении меня ядр молился и благодарил Бога. Всевышний услышал молитву мою и спас меня; подай Боже, чтобы Он и щедротами спас и погибающую Россию, которая довольно уже наказана за грехи ее».

Среди раненых был, например, 17-летний А.С. Норов, который под Бородино лишился ноги, но, несмотря на это, сделал блестящую карьеру, завершив ее на посту министра образования. Командир его батареи, «увидя Норова — этого красивого, во всех отношениях, любезного юношу, можно сказать мальчика, изуродованного навеки, высказал ему невольно свою печаль; на это Норов отвечал ему со своим всегдашним легким заиканием: “Ну что, брат, делать! Бог милостив! Оправлюсь и воевать на костыляшке пойду!”»

Под шквальным огнем Остерман-Толстой сидел на лошади, не двигаясь и нюхая табак. Роковым посланцам, просившим у него разрешения начать отступление или с тревогой сообщавшим о том, что все больше и больше русских орудий выходили из боя, Остерман-Толстой отвечал тем, что демонстрировал личное присутствие духа или отдавал приказы «стоять и умирать!» Радожицкий писал: «Такое непоколебимое присутствие духа в начальнике, в то время как всех бьют вокруг него, было истинно по характеру русского, ожесточенного бедствием отечества. Смотря на него, все скрепились сердцем и разъехались по местам, умирать».

Когда враг во время атаки полка обращался в бегство это было ожидаемо, поскольку, по словам Воронцова, русские всегда были и всегда будут гораздо храбрее своего неприятеля — следовало сохранять спокойствие и собирать войска вокруг себя.

в русских деревнях распространилась легенда о том, что царь-батюшка встретился с Наполеоном на середине реки для того, чтобы смыть грехи последнего.

Поскольку никто не пытался насильно привить мне интерес к русской истории или каким-либо образом заставить почувствовать себя русским, я был счастлив сделать это самостоятельно.

Аракчеев по специальности был офицером артиллерии и в 1803 г. был восстановлен в должности инспектора российской артиллерии.

По крайней мере в ретроспективе даже враги Аракчеева обычно признавали успехи, достигнутые им в этой должности. В 1800 г. российская артиллерия располагала плохими пушками и снаряжением, имела продажную администрацию и неясные доктрины, плохо организованные тягловые расчеты (состоявшие, как правило, из гражданских лиц) и обозы. Благодаря прежде всего Аракчееву к 1813 г. ей удалось справиться со всеми этими проблемами и обеспечить себе превосходство над австрийской и прусской артиллерией.