Не поднимая головы от моей руки, врач произнес:
— Мы, бельгийцы, сделали из них рабов и лишали их рук на каучуковых плантациях. Теперь вы, американцы, используете их как рабов в рудниках и позволяете им самим лишаться рук. А вы, мой друг, пристаете к ним со своим «аминь» и пытаетесь научить бить поклоны.
Говоря об этих людях, лишившихся рук, врач накладывал гипс на мою: оборачивал и оборачивал ее бинтами с белой замазкой до тех пор, пока бинты не закончились, а моя рука стала похожа на сосиску в булочке. Я радовалась, что никто не собирается лишить руки меня. Потому, наверное, что Иисус сотворил меня белой.
— Гипс будет тебе мешать, — сказал он мне, — но через шесть недель мы его снимем.
— Хорошо, — кивнула я. На белом рукаве его халата запеклась кровь. Чья-то чужая.
Однако папа еще не закончил спор с доктором. Он подпрыгивал то на одной, то на другой ноге и кричал:
— Бить поклоны — моя работа! А чему тут поклоняться — не вижу! Бельгийцы и американцы принесли в Конго цивилизацию! Американская помощь станет спасением для Конго. Обязательно!
Доктор держал мою руку обеими ладонями, как большую кость, и проверял, как у меня сгибаются пальцы. Потом, не глядя на папу, поднял желтые брови и произнес:
— А скажите, преподобный, цивилизация, которую бельгийцы и американцы принесли сюда, это что?
— Как что? Дороги! Железные дороги…
— А! Понимаю. — Доктор наклонился, посмотрел мне в лицо и спросил: — Папа привез тебя сюда на машине? Или вы приехали в поезде по железной дороге?
Какой умник! Мы с папой ему не ответили. В Конго ни у кого нет никаких машин, и он это знал.
Доктор встал, стряхнул белую кашицу с ладоней, и я догадалась, что он закончил с моей рукой. Как бы ни хотел папа спорить с ним, доктор открыл нам дверь.
— Преподобный, — обратился он к отцу.
— Сэр?
— Я не люблю препираться, но единственные дороги, которые бельгийцы построили тут за семьдесят пять лет, необходимы им для того, чтобы вывозить алмазы и каучук. Вряд ли местному населению нужно спасение, которое несете ему вы