Рудольф Нуреев. Неистовый гений

Однажды он попросил свою нью‑йоркскую знакомую Наташу Харли, чтобы она приехала в Вирджинию и помогла ему кое‑кого принять. «Я совершенно не представляла, о ком шла речь, но согласилась и полетела на самолете в Вашингтон. Приехав, я обнаружила пустой дом. Там стоял только диван. Ни стульев, ни стола — совершенно ничего, чтобы провести с удобством вечер. Я накрыла стол, как могла.

«По моему мнению, любить — это не значит присваивать себе. […] Те, кто хотел мною обладать целиком и полностью, не имели успеха… Я прекращал любовные отношения, испытывая потребность в одиночестве. Быть одиноким — это значит быть свободным». Точно такие же слова мог бы произнести и Нуреев.

Нуреев мог повстречать в «Palace» Луи Арагона и Ив Сен‑Лорана, Тьерри Мюглера и Джека Ланга, Ролана Бартеса и Аманду Лир, Мишеля Фуко и Грейс Джонс, Мика Джаггера и Лорин Бэколл, Палому Пикассо и Карла Лагерфельда.

В Нью‑Йорке, шедшем в авангарде официальных услуг для геев, самыми знаменитыми местами, несомненно, были «Mineshaft», закрывавший свои двери к одиннадцати часам утра, и «Anvil», работавший круглосуточно. В первое время Нуреев приходил в «Anvil» с писателем Труменом Капоте и сестрой Джекки Кеннеди Ли Рэдзвилл.

философ Мишель Фуко, часто посещавший комплекс «Mineshaft» в Нью‑Йорке

В парижских уличных писсуарах, щедро описанных Марселем Прустом и Жаном Жене,

Настасьи Кински, его партнерши в фильме Джеймса Тобака «На виду», вышедшем в 1983 году

Молодая женщина сразу же увлеклась Рудольфом и предложила ему пожить у нее; она предоставляла ему кров до тех пор, пока он не купил собственную квартиру в 1982 году. Она подбирала ему одежду, заваривала в термосе чай, отвечала на телефонные звонки, организовывала его встречи, бегала ради него по антикварным магазинам, сопровождала на вечеринки и выполняла функции водителя. Все парижские журналисты, писавшие о балете, неизменно встречались с преданной Дус

се эти дамы были в его полном распоряжении. До тех пор, пока он снова не отправлялся в путь.
Каждая из них играла свою роль. С некоторыми были сугубо деловые отношения. Другие открывали для него двери светского общества. Кое‑кто испытывал к нему материнские чувства, кое‑кто соглашался играть роль гувернантки…

В своем доме Нуреев не желал видеть ни следа современности. В Париже, как и в Нью‑Йорке, столовое серебро было старинным. Посуда — старинная. Даже люстры были со свечами. Вот так, при свечах, он устраивал свои шикарные вечеринки, и воск тихо капал на мраморный стол, что настраивало хозяина и его гостей на особый, романтический лад.