О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий

Бывают незначительные события, которые вдруг разрастаются до необычайных размеров и меняют всю вашу жизнь, а позже, когда вы стараетесь трезво разобраться, что же случилось, и восстановить цепочку фактов, из-за которых все вдруг посыпалось, вы понимаете, что началось-то с совершеннейшего пустяка и предвидеть дальнейшее или избежать его было решительно невозможно.

Эта чета воплощает в себе все, что она ненавидит: они гетеросексуалы, приятные, социалисты, обожают музеи и Джонни Холлидея и жертвуют двумя неделями отпуска, работая в африканской неправительственной организации.

Интересно, почему всегда легче дать себе определение, отталкиваясь от того, чем вы не являетесь?

Забавно (или грустно) видеть, до какой степени мы ничего не знаем о других, довольствуясь тем, что проецируем на них собственные фантазмы в надежде, что они найдут отклик.
Я стараюсь противостоять этой неизбежности.

Мы как одинокие поезда, что летят в ночи, не зная, что ждет за очередным поворотом, поднят ли там шлагбаум или возникло препятствие, сумеем ли мы его преодолеть, свернем ли на другую дорогу, сойдем ли с рельсов и не попадем ли в тупик, нам остается только продолжать путь до того момента, когда мы подъедем к вокзалу, где навсегда останемся у перрона.

в жизни нужно знать, кто ты есть на самом деле.

это и твоя история тоже, и ты должен знать.

Мы были семьей, настоящей; да, я знаю, некоторые не смогут сдержать улыбки, но это правда. Мы даже были обычной семьей. Нравится вам это или нет. Не то чтобы мы говорили друг другу нечто особенное, но мы были счастливы вместе, глубоко спаянные, со своими привычками, шутками, стычками. Мы были живыми, а сейчас словно один из нас умер. И оставшимся всегда будет его не хватать.

Что от нас остается, если мы не можем полагаться даже на собственную ненависть?

Смотреть, как она ест, было счастьем; худенькая, как спичка, она клала три куска сахара в кофе, а вместо обеда поглощала пирожные и фруктовые торты, да еще и мою порцию приканчивала. Когда я говорил, что она растолстеет, она отвечала: «Я всегда буду худой и никогда не стану, как другие».