Klara and the Sun

Что ж, первые отзывы уже появились. Общий мотив в них, помимо полагающихся (и заслуженных) похвал автору-нобелиату, — осторожное (или не очень) недоумение по поводу отсутствия внятной морали на злободневную тему «про роботов».
Действительно, если помещать этот роман в контекст исключительно актуального — как написала всем известная Телеграм-Рыба: «Природа человека (вновь, как в "Не отпускай меня" с заходом в тему "если нечто неотличимо от человека, что даёт нам право думать, будто оно не человек"), генная инженерия - ее опасность и неизбежность, конкуренция человека и машины и социальные последствия этой конкуренции - вот, так сказать, интеллектуальная "прошивка" романа» — то действительно получается, что автор чего-то там в конце не допридумал. Точно такое же осторожное недоумение, кстати, сопровождало попытки втиснуть в рамки фэнтези «Погребённого великана».
Так вот, мне кажется, что «прошивка» у нового романа несколько иная. Здесь, вероятно, стоит, хотя бы поначалу, прислушаться к самому автору. Исигуро в ответ на предложение определить место Клары в ряду персонажей научной фантастики об искусственном интеллекте — наподобие Эдди из «Автостопом по Галактике» или андроида Адама из “Машин как я» Иэна Макьюэна, — ответил, что Клара происходит совсем из другой традиции. «Клара больше напоминает куклу или мягкую игрушку из детских книжек. Во всяком случае, именно из этого я исходил» (подкаст The Economist Asks от 4 марта).
Итак, Клара — это Винни-Пух конца XXI века. Или Плюшевый Кролик (Velveteen Rabbit из не менее известной в англоязычном мире сказки Марджери Уильямс), помещённый в контекст цивилизации, где нейросети стали частью повседневной реальности. Где роботы заняли большинство рабочих мест, образование окончательно стало дистанционным, а умение общаться вживую для детей — не обыденный навык, а предмет специально организуемых тренировок. Этот контекст, безусловно, сам по себе интересен, но, по-моему, это именно контекст.
И в этом смысле «Клара и солнце», несмотря на то, что главная героиня — андроид AF (Artificial Friend / Искусственный Друг), — это роман не столько о актуальном и будущем, сколько о вечном. У кого из нас в раннем детстве не было такого искусственного друга, плюшевого, пластмассового или тряпичного? И если помните, мы с ним разговаривали без всяких там нейросетей. Кстати, где они, наши AF, сейчас? Кто из них благополучно пережил все эти наши юности-взросления-ремонты-переезды? И что было бы, если бы они и вправду были… какие?
Клара — по сути игрушка, предназначенная избавлять ребёнка от одиночества и в силу этого наделённая наблюдательностью в отношении человеческих эмоций. Может ли она со-чувствовать на самом деле? Или она просто анализирует эмоции и обучается адекватно их «отзеркаливать»? И если первое — то эта способность к эмпатии делает ли её подобной человеку (то есть «живой», «настоящей»)? И если да — то может ли она заменить «живого», «настоящего» уникального человека?
Что делает человека уникальным, если технологии позволяют полностью его воспроизвести — не только телесный облик, но и особенности характера и поведения? Если сам человек изменчив настолько, что иногда кажется, что, потакая другим, он предаёт себя?
На эти вопросы Исигуро даёт, по-моему, вполне определённый ответ. Уникальность заключена не столько в самом человеке, сколько в том, какое место этот человек занимает в сердцах других людей (высокий стиль, аха, но Исигуро пишет именно о «сердце в поэтическом смысле слова»), в истории наших с этим человеком отношений, наших чувств к нему:
«…наука теперь вне всяких сомнений доказала, что в моей дочери нет ничего уникального, ничего такого, что наши современные инструменты не могут раскопать, скопировать, передать. Что люди жили друг с другом всё это время, столетиями любили и ненавидели друг друга, и всё это основывалось на ошибочных представлениях, было своего рода суеверием, которого мы держались, пока не знали лучшего. Вот как это видит Капальди, и есть часть меня, которая боится, что он прав. Крисси же не похожа на меня. Возможно, она сама ещё этого не осознает, но она никогда не позволит уговорить себя. И неважно, насколько хорошо ты сыграешь свою роль, Клара, неважно, как сильно она хочет, чтобы это сработало, Крисси просто не сможет этого принять».
Все эти вопросы— что делает кого-либо уникальным, самим собой, «настоящим» — сложно назвать новыми (почему-то вспомнилось «Возвращение Мартена Герра»), и ответы на них, конечно, стоит искать не только в посвящённой андроидам научной фантастике.
Так же, впрочем, как и ответ на вопрос, что чувствуют наши игрушки, когда мы из них вырастаем (и, как положено взрослым, убеждаем себя в том, что не чувствуют ничего).
И в этом смысле в концовке «Клары» ровно те же настроение, «дым и зеркала» (опять-таки цитируя Рыбу), что и в завершающих строчках Винни-Пуха:
«Джози обняла меня. Она стала выше, чем я, поэтому ей пришлось немного наклониться; она положила подбородок на мое левое плечо, и ее длинные густые волосы закрыли часть моего зрения. Отстранившись, она улыбалась, но я заметила и некоторую грусть. Именно тогда она сказала: «Думаю, тебя здесь может не быть, когда я вернусь. Ты была просто великолепна, Клара. На самом деле».- «Спасибо, — сказала я.— Спасибо, что выбрала меня». «Без проблем». Затем она снова обняла меня, на этот раз коротко, и снова отступила. «Пока, Клара. Будь умницей». - «До свидания, Джози».
P.S. Существует ли в мире нейросетей Зачарованное место, где «маленький мальчик будет всегда, всегда играть со своим медвежонком»?