Разногласия № 9. Выйди на улицу. Верни себе город

Капитализм вынужден урбанизировать, чтобы воссоздать себя» [

В социальной среде с низким уровнем индивидуальной автономности жизни сегрегация обостряет проблемы взаимного неприятия и подозрительности.

Власть еще не умеет слушать общество, но она уже умеет слушать советы тех людей, которые слушают общество. Вот так вот — левой ногой за правым ухом. Но тем не менее почесано правильное место.

Хотя мы чаще всего обсуждаем проблему исключения общества из процесса принятия решений и передачи всех полномочий на административный уровень, власть, в свою очередь, стоит перед не менее сложной дилеммой: кому из маленьких отдельных сообществ можно передать ответственность по управлению территорией.
Советские города развивались с учетом двух принципов: смешанное расселение и наличие публичных пространств.
Пока на уровне жилищных товариществ эта проблема плохо решается. Чаще всего активисты, которые готовы бороться, не готовы выполнять рутинную работу на постоянной основе. Но здесь тоже есть подвижки. На уровне Москвы я знаю примеры, когда согласовывались проекты организации двора, стоянок, подъездных путей и прочих сфер, включая кафе и рестораны, — проекты, предложенные местными жителями.
Конечно, власти удобнее просто прийти и сделать. Поэтому любой контакт с населением —

был такой термин — «максимальное возможное участие». Это подразумевало, что если государство планировало осуществлять социальную поддержку, например, малоимущим детям, то люди, которым это государство собиралось послужить, должны были принимать участие в решениях по этой программе — так что и члены банды должны были быть вовлечены.

Существует не только урбанистика потребления, но и урбанистика производства.
Не только урбанистика социальной разрядки, но и урбанистика социального конфликта.
Не только урбанистика комфорта, но и урбанистика выживания

Местный праздник
Забронзовел в монументе 1000-летия Руси еще в 1862 году.

Яркость действия воспринимается как амортизация или как избыток, а подлинный страх вызывает тот, кому нечего терять, кроме своих «цепей».

Почему я выбирал те или иные места? Потому что я их любил. Я обожал Пушкинский музей, где обкакался, меня завораживала история Лобного места, откуда я вызвал на бой Ельцина, я хотел подразнить художников, которые собрались в бассейне на месте храма, вот я и подрочил на них, я хотел оскорбить торговцев, когда крушил мольберты уличных художников на Арбате... Я любил тогдашнюю Москву и хотел показать ей, что я с ней, что я вижу ее чудовищную красоту, что я восхищен. И я хотел, чтобы эта Москва меня заметила и тоже восхитилась.

«Опять на*бали...» Ну что ж, дураков на*бывают. Пора умнеть.