Его верный убийца. Книга 1. Жестокое милосердие

но смерть всех уравнивает. Кровь одинаково истекает из неправых и правых, напитывая траву.

Во мне играет и пузырится радостный смех. Я тянусь к Дювалю и скрепляю наш союз поцелуем, и пусть смотрят на нас и Господь, и святые, и даже настоятельница нашего монастыря. Я — дочь Смерти, мой путь осенен суровой тенью Отца, но любая тьма иной раз уступает дорогу милосердному свету.

— Когда ты будешь готова… или не будешь вообще… мое сердце останется твоим, пока Смерть не разлучит нас. Что бы это ни значило применительно к супружеству с дочерью Смерти.

А вот что касается Дюваля… Каждый его взгляд, брошенный на меня, я ощущаю как прикосновение к самой душе. Это настоящее чудо, и мне каждый раз хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь.

— И ради мужской любви ты готова отринуть все, что мы тебе дали?

— Не просто ради мужской любви, — тихо говорю я. — Ради любви Дюваля. И я найду способ служить и своему Богу, и своему сердцу. Уж верно, Мортейн не затем дает нам сердца, чтобы мы всю жизнь держали их в небрежении.

— Исмэй, если я тебе не противен, выходи за меня.

Я не могу передать, насколько потрясена этой честью. Честью, о которой никогда даже не помышляла.

Он улыбается.

— Полагаю, — говорит он, — святой Камул со святым Мортейном уж как-нибудь поладят между собой. В мире смертных они часто рука об руку трудятся.

Я тоже расплываюсь в невольной улыбке. Вот такой он всегда. Ужасно практичный.

— Возможно, господин мой. Война и Смерть неразлучны.

— Мне самой хотелось вынуть из него душу, — говорю я. — Но нам он нужнее живым: так мы сможем очистить твое имя перед советниками.

Полагаю, мои убогие объяснения не могут обмануть Дюваля. Он слишком зорок и всегда таким был. Как же хорошо, что он жив и снова видит меня насквозь!

— Изабо!..

Рука Дюваля обнимает меня за талию и притягивает обратно.

— С ней все в порядке, — бормочет он.

Я смотрю на него сверху вниз:

— Откуда ты знаешь? Ведь Крунар…

Его палец прижимается к моим губам.

— Она уже не здесь.

У меня сердце переворачивается.

— Она… умерла?

Он негромко смеется и качает головой:

— Нет, милая моя убивица. Она жива. Просто ее увезли из дворца, пока Крунар спал.

Во мне живет Его чудесная искра, присутствие, которое никогда меня не оставит. Я же — лишь одно из орудий, которых у Него великое множество. Если что-то не смогу — или откажусь — сделать, это будет мой выбор и мое право. Он наделил меня жизнью, и все мое служение Ему состоит в том, чтобы жить. Полной мерой, всем сердцем.

Душа де Лорнэя вырывается на свободу. Она в восторге проносится сквозь и мимо меня, и я чувствую осеняющий ее божественный свет. Тело, распростертое на земле, становится пустой оболочкой, бренной раковиной, что лишилась жильца. «Да, — думаю я, — да!» Вот кем я всегда хотела быть! Не орудием мести, но ангелом милосердия!