Богач, бедняк. Нищий, вор

Цены на все неуклонно росли, и надо было повышать жалованье полицейским, пожарным, учителям государственных школ, служащим; угрожающе возрастало число лиц, нуждающихся в пособии, особенно среди негритянского населения Уитби;

И тем не менее Рудольфу казалось, что она выглядит сейчас ничуть не хуже, чем в последние три года, и, вполне возможно, проживет лет до девяноста. Впрочем, он ничего не имел против этого. Благодаря ей он был освобожден от службы в армии: единственный кормилец, на руках мать-инвалид. Последний и самый дорогой материнский подарок — она спасла его от холодных окопов в Корее.

Делай деньги, — продолжал Аксель. — Не позволяй себя дурачить. Не верь всей этой газетной болтовне о других ценностях. Богачи беднякам читают проповеди о ничтожности денег лишь для того, чтобы загребать эти деньги самим и не дрожать за свою шкуру.

Всюду раненые. Арнольд Симмс, который сидит на столе в коричневом халате и смотрит на свою ногу — больше он на ней не побежит. Тэлбот Хьюз, по сути дела, лишившийся горла и тихо умиравший в своем углу. Ее отец, оставшийся хромым после предыдущей войны.

Он был умен, достаточно умен, чтобы понимать: ум сам по себе еще ничего не гарантирует

Представление Мэри Джордах о нормальной американской семье сформировалось в значительной мере на лекциях, которые читали сестры в приюте, а потом на основе рекламы в популярных журналах. В нормальной американской семье все были такие чистенькие, надушенные и бесконечно улыбались друг другу. Они осыпали друг друга подарками на Рождество, на день рождения, на юбилей свадьбы и на День матери.

К нему приехал брат, преуспевающий владелец гаража в Огайо, и предложил войти в долю и купить на паях агентство по аренде автомобилей — придется вложить несколько тысяч долларов, которые Аксель сможет взять в долг в банке брата; он в ответ вышвырнул брата из дома, обозвав вором и прожектером.

Он экономил на всем как одержимый. На его глазах разорилась вся Германия, и он был уверен, что то же самое может случиться с Америкой. Его сформировало поражение родины, и он считал, что ни один континент не застрахован от этого.

Рудольфу порой не верилось, что матери едва перевалило за сорок. Она стала совсем седая и еле таскала ноги.