Алфавит Жиля Делеза. Совместно с Клер Парне

философия не имеет никакого отношения к истинному или ложному. Поиск истины
бессмыслен. Создание концептов и конституирование проблем – вот что важно, а не
истина или ложь... важна проблема; так что заниматься философией – это
конституировать проблемы, имеющие смысл, и создавать концепты, заставляющие нас
двигаться к пониманию и решению проблем.

Делез говорит, что они связаны с существованием "настороже" (etre aux aguets), постоянным пребыванием на чеку, как животное, как писатель, философ, никогда не
успокаиваясь, все время оглядываясь по сторонам. Пишут ради читателей, где "для"
значит "a l'attention de", обращаясь к ним, к их вниманию. Но пишут так же и ради
нечитателей, то есть "для" значит "вместо", как делал Арто (Antonin Artaud), говоря, что
пишет ради неграмотных, ради идиотов, вместо них

Делез говорит, что письмо
означает приведение языка, синтаксиса к определенному пределу, пределу, который
может представлять собой язык молчания, или язык музыки, или язык, к примеру, крика
боли.

что такое "песня"? Это всегда голос, издающий звук как функцию своего положения в отношении территории. Моя территория,
территория, которой я больше не обладаю, территория, которую я пытаюсь вновь обрести

Это соотносится с тем, что Делез
говорил раньше о жалобе: эти авторы видели нечто слишком большое для них, они –
видящие, визионеры, которые не могут справиться с тем, что видят, и это разрушает их.
Почему Чехов был настолько сломлен? Он "видел" что-то. Философы и писатели
находятся в одной и той же ситуации, считает Делез. Есть вещи, которые мы увидели, и
некоторым образом мы уже больше никогда не выздоровеем, никогда не восстановимся.
Это часто случается с писателями, но, вообще-то, это перцепты на грани непостижимого,
на пределе мыслимого.

Французские гуманитарная культура и опыт ее восприятия являются, может быть, самым
интересным примером современности мышления для тех из нас, кто прошел через через
опыт академической систематичности

у Мандельштама есть идея о том, что можно учиться не говорить, а заикаться.
Это и есть письмо, говорит Делез, – заикание в языке, подведение языка к пределу,
запинка, становление животным, становление ребенком, не из своего собственного
детства, а скорее из "детства мира". Автор не обращается непосредственно к своей
личной жизни – это абсолютно отвратительно, настоящее дерьмо (une degoutation, la vraie merde), – не копается в семейном архиве, а, наоборот, остается ребенком мира.

Парне говорит, что, кажется, для Делеза его детство на самом деле ничего не значит.
Делез отвечает, что да, конечно, именно так. Он полагает, что писательская деятельность
не имеет ничего общего с индивидуальным делом, она не является чьим-то личным или
маленьким частным делом. Письмо – это становление, говорит он, становление-животным,
становление-ребенком, и каждый, кто пишет, пишет ради жизни, пишет, чтобы стать чем-
то, чем угодно, кроме писателя и кроме архива.

если бы только знать что. Этот