Юлия Серебренникова

Когда ты любишь что-то или кого-то, ты начинаешь улав­ливать их «невидимое» или, может, едва заметное.

слова антрополога Дэвида Гребера из его книги «Возможности»: «Революционное действие — это не форма самопожертвования или угрюмая решимость сделать всё возможное ради достижения свободного мира в будущем. Это демонстративное, настойчиво свободное поведение — словно свобода уже обретена».

Я сняла рубашку и просто стала никем, ни имени, ни пола, просто живое существо, которое бежит по полю вместе с собакой.

«Потребление — это не страсть к субстанциям, это страсть к коду», — пишет Бодрийяр.

Ты как будто совсем не спал, сказал Герион.

. . . . . . . . . . . .

Холодновато тут тебе не холодно вот так сидеть?

. . . . . . . . . . . .

Может пойдем позавтракаем.

. . . . . . . . . . . .

Или просто дойдем до центра ты наверняка хочешь кофе

. . . . . . . . . . . .

Вместо того чтобы искать единственную рамку для мобилизации людей в связи с климатическими проблемами, мы куда вероятнее выиграем от принятия разнообразия, воплотив то, что Феликс Гваттари однажды представил в «Трех экологиях» как «созвездие отдельных групп, сходящихся в своего рода единую разобщенность, прагматичную сплоченность без плотности».

Свобода — это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства

мы обязаны не бросать друг друга.

Как сказала художница Тала Мадани: «Иногда я говорю студентам, если они делают работу, которая понравится их маме, у них проблемы».

Детство было как будто чем-то укрыто. Думаю, дело в монашках. Своими головными уборами, похожими на ведерки мороженого, плотными, ниспадающими черными одеждами, которые слегка касались покрытия школьного двора и пропитанных маслом деревянных полов моей школы, монахини окутывали мир благоразумием и богом. Правила заливали календарь, циферблат, и день, и небо, весь мир был правилами — ведом богу, говорили монашки