Юлия Жукова

Температура тела у него вполне человеческая.

Так пусть же судьба своё возьмёт! — с этими словами он принимает из рук другого Старейшины ларец и извлекает из него что-то вроде шапки Мономаха, только ещё с высоченным золотым шпилем, на конце которого вертится, как флюгер, ромб, вписанный в квадрат.

– Ой! – выдыхает дама и испуганно замолкает.

Интриган глядел на меня с такой гадливостью, будто я — какой-то там возбудитель инфекционного слабоумия.

— Вы, кажется, сказали «кошачий концерт»?

— Сказал.

— Вот как? Так вот, позвольте… должен довести до вашего сознания, что человек, у которого нет музыки в душе… — Я подошел к двери и крикнул в коридор: — Дживс, что Шекспир сказал о человеке, у которого нет музыки в душе?

— «Тот, у кого нет музыки в душе, кого не тронут сладкие созвучья, способен на грабеж, измену, хитрость» [3], сэр.

— Благодарю вас, Дживс. Способен на грабеж, измену, хитрость, — повторил я, возвращаясь

Прошу избавить меня от хроники жизни дурдома

— Вы произнесли слова «на этом инструменте», Дживс. И произнесли их враждебным брезгливым тоном. Должен ли я сделать вывод, что

— Мне нужны пять шиллингов.

— Допускаю, тебе, может быть, действительно нужна упомянутая сумма, но я-то с какой стати должен раскошелиться?

— Это откупные.

— Чего-чего?

— Откупные.

— От чего я должен откупаться?

— Просто выкуп — и все.

— Никаких пяти шиллингов я тебе не дам.

— Дело ваше.

Он помолчал, потом произнес туманно:

— Те, кто отказывается платить откупные, попадают в разные неприятные истории

Старый хрыч Стоукер явно не желал выступать в роли ценителя мужской красоты. Он издал звук, с каким свинья отправляет в желудок вилок капусты, однако от более членораздельных высказываний воздержался

— Правда, правда. Он о тебе чрезвычайно высокого мнения. Вот что он говорил, слово в слово: «Может быть, мисс, — сказал он, — мистер Вустер и не семи пядей во лбу, но сердце у него золотое».